Песни, которые мы пели…
Брич-Мулла
«Варяг»
Грузинская песня
Два монастыря
Дилижанс
Иония
Кавалергарды, век не долог…
Как за Таной, за рекой…
Клизма
Милая моя
Мы за ценой не постоим
Над Синаем-рекой загорались огни…
Наш Федя с детства связан был с землею…
Неуклюжий медвежонок
Одиссея
Орел Шестого легиона
Пане-панове
Переведи меня через майдан
Перекаты
По звездам Млечного Пути…
По полю танки грохотали…
По рюмочке, по маленькой
Серый в яблоках конь
Сказки нашего времени
Тевтобургский лес
Туман
Фантом
Hej, Sokoly
Холода (Зима 1942 года)
Человек и кошка
Я потомок хана Ногая…
Я снова по чужой земле иду
Гермошлём застегнут на ходу
Мой «Фантом», как ястреб (пуля) быстрый
В небе голубом и чистом
С рёвом набирает высоту
Вижу в небе алую черту
Это МиГ-17 на хвосту
Вижу я как Ричард с Бобом
Понеслись на встречу с гробом
Мой «Фантом» теряет высоту
Ну а дома ждёт меня жена
Может быть, сейчас с другим она
Мы воюем во Вьетнаме
С узкоглазыми скотами
Нам победа здесь не суждена
Я ползу по выжженной земле
Молодым обидно умирать
Будут матери молиться
Будут лбом о землю биться
Снова заставляют убивать (воевать)
На допросе только я спросил:
«Кто пилот, который меня сбил?»
И ответил мне раскосый,
Что командовал допросом:
«Сбил тебя наш лётчик Ли Си Цин»
Все ты врёшь, раскосая свинья
В гермошлёме чётко слышал я
«Ты Петро меня прикроешь,
А Иван — «Фантом» накроешь».
Сбил меня советский ас Иван
Где-то далеко родной Техас
Там мои живут отец и мать
Мой «Фантом» как зверь убитый
На земле лежит разбитый
Мне на нем уж больше не летать.
(гр. «Ноль»)
Человек и кошка плачут у окошка
Серый дождик каплет прямо на лицо
К человеку с кошкой едет неотложка
Человеку бедному мозг больной свело
Припев:
Доктор едет едет сквозь снежную равнину
Порошок целебный людям он везет
Человек и кошка порошок тот примут
И печаль отступит и тоска пройдет
Человек и кошка дни с трудом считают
Вместо неба синего серый потолок
Человек и кошка по ночам летают
Только сон не вещий — крыльев не дает
Где ты где ты где ты беля карета?
В стенах туалета человек кричит
Но не слышат стены трубы словно вены,
И бачок сливной как сердце бешено стучит.
Шел по дикой прерии дилижанс,
Шесть парней угрюмых охраняли ценный груз
И судьба давала четырем ковбоям шанс
Вынуть наконец козырный туз
Припев:
Том — парень Западных Гор
Бен — он из штата Техас
Пит — он ест бокалы на спор
А Билл стреляет только раз
Но видно не удалася как надо западня
Том и Бен гонялись словно черти тут и там
В суматохе Бен убил второго коня
А Том потяжелел на девять грамм
Припев:
Том — призрак Западных гор
Бен — Бен из штата Техас
Пит — он ест бокалы на спор
А Билл стреляет только раз
Пит поклялся Бена в дилижанс запрячь,
Ведь их с одним конем догонит запросто шериф.
Ой, напрасно Бен угробил тех двух кляч,
Боливар не вынесет троих.
Припев:
Том — призрак Западных гор
Бен — он не вернется в Техас
Пит — он ест бокалы на спор
Билл стреляет только раз
Шел по дикой прерии дилижанс
Солнце освещало ту заветную черту
И судьба давала только двум ковбоям шанс
Пересечь владения Виниту
Пит отдал бы полповозки за воды стакан
Было два бочонка, но не хватит видно их
В револьвере Билла провернулся барабан
Боливар не вынесет двоих
Припев:
Том — призрак Западных гор
Бен — он не вернется в Техас
Пит — он проиграл свой главный спор
А Билл стреляет только раз
Шел по дикой прерии дилижанс
Оставляя за собой стервятникам еду
Но отнял у Билла тот последний шанс
Краснокожий парень Виниту
Припев:
Том — призрак Западных гор
Бен — он не вернется в Техас
Пит — он проиграл свой главный спор
А Билл стрелял в последний раз
(к/ф «Хроника пикирующего бомбардировщика»)
Туман, туман, седая пелена
Далеко, далеко за туманами война
Идут бои без нас, но за нами нет вины
Мы к земле прикованы туманом
Воздушные рабочие войны
Туман, туман, на прошлом, на былом
Далеко, далеко за туманами наш дом
А в землянке фронтовой нам про детство снятся сны
Видно, все мы рано повзрослели
Воздушные рабочие войны
Туман, туман, окутал землю вновь
Далеко, далеко, за туманами любовь
Долго нас невестам ждать с чужедальней стороны
Мы не все вернемся из полета
Воздушные рабочие войны
(М. Квливидзе)
Виноградную косточку в теплую землю зарою,
И лозу поцелую, и спелые гроздья сорву,
И друзей созову, на любовь свое сердце настрою…
А иначе зачем на земле этой вечной живу?
Собирайтесь-ка, гости мои, на мое угощенье,
Говорите мне прямо в лицо, кем пред вами слыву,
Царь небесный пошлет мне прощение за прегрешенья…
А иначе зачем на земле этой вечной живу?
В темно-красном своем будет петь для меня моя дали,
В черно-белом своем преклоню перед нею главу,
И заслушаюсь я, и умру от любви и печали…
А иначе зачем на земле этой вечной живу?
И когда заклубится закат, по углам залетая,
Пусть опять и опять предо мной проплывут наяву
Белый буйвол, и синий орел, и форель золотая…
А иначе зачем на земле этой вечной живу?
Из к/ф «Белорусский вокзал»
Здесь птицы не поют, деревья не растут.
И только мы, плечом к плечу, врастаем в землю тут.
Горит и кружится планета, над нашей Родиною дым.
И значит нам нужна одна победа,
Одна на всех — мы за ценой не постоим.
Одна на всех — мы за ценой не постоим.
Нас ждет огонь смертельный, но все-ж бессилен он
Сомненья прочь, уходит в ночь отдельный
Десятый наш, десантный батальон.
Десятый наш, десантный батальон.
Едва огонь угас, звучит другой приказ,
И почтальон сойдет с ума, разыскивая нас.
Взлетает красная ракета, бьет пулемет, неутомим.
Так значит, нам нужна одна победа.
Одна на всех — мы за ценой не постоим.
От Курска и Орла война нас довела
До самых вражеских ворот, такие, брат, дела.
Когда-нибудь мы вспомним это,
И не поверится самим.
А нынче нам нужна одна победа.
Одна на всех — мы за ценой не постоим.
(Агнешка Осецкая, Б. Окуджава)
Гаснут-гаснут костры, спит картошка в золе.
Будет долгая ночь на холодной Земле.
И холодное утро проснется.
И сюда уж никто не вернется.
Без любви и тепла так природа горька.
Поредела толпа у пивного ларька.
Продавщица глядит сиротливо,
И недопито черное пиво.
Припев:
Ах, пане-панове, ах, пане-панове,
Ах, пане-панове, да тепла нет ни на грош.
Что было, то сплыло, что было, то сплыло,
Что было, то сплыло, того уж не вернешь.
Ах, пане-панове, ах, пане-панове,
Ах, пане-панове, тепла нет ни на грош.
Что было, то сплыло, что было, то сплыло,
Что было, то сплыло, того уж не вернешь.
Так роняют деревья остатки одежд,
Словно нет у деревьев на лето надежд.
Только я еще очень любима,
И любовь не прошла еще мимо.
Но маячит уже карнавала конец.
Лист осенний летит, как разлуки гонец.
И в природе все очень тревожно,
И мой милый глядит осторожно.
Припев:
До свиданья, мой милый, скажу я ему.
Вот и лету конец — все одно к одному.
Я тебя слишком сильно любила,
Потому про разлуку забыла.
Горьких слов от него услыхать не боюсь.
Он воспитан на самый изысканный вкус.
Он руки моей нежно коснется,
И, конечно, уже не вернется.
Припев:
Когда на свет студент родился,
То разошлися небеса,
Оттуда выпала бутылка
И раздалися голоса:
По рюмочке, по маленькой налей, налей, налей,
По рюмочке, по маленькой, чем поят лошадей!
— А я не пью! — Врешь — пьешь!
— Eй-богу, нет! — А бога нет!
Так наливай студент студентке!
Студентки тоже пьют вино,
Непьющие студентки редки —
Они все вымерли давно.
Коперник целый век трудился,
Чтоб доказать Земли вращенье.
Дурак, он лучше бы напился,
Тогда бы все пришло в движенье.
По рюмочке, по маленькой налей, налей, налей,
По рюмочке, по маленькой, чем поят лошадей!
— А я не пью! — Врешь — пьешь!
— Eй-богу, нет! — А бога нет!
Так наливай студент студентке!
Студентки тоже пьют вино,
Непьющие студентки редки —
Они все вымерли давно.
Колумб Америку открыл,
Страну для нас совсем чужую.
Дурак! Он лучше бы открыл
На Менделеевской пивную!
По рюмочке, по маленькой налей, налей, налей,
По рюмочке, по маленькой, чем поят лошадей!
— А я не пью! — Врешь — пьешь!
— Eй-богу, нет! — А бога нет!
Так наливай студент студентке!
Студентки тоже пьют вино,
Непьющие студентки редки —
Они все вымерли давно.
А Ньютон целый век трудился,
Чтоб доказать тел притяженье.
Дурак! Он лучше бы влюбился,
Тогда бы не было б сомненья.
По рюмочке, по маленькой налей, налей, налей,
По рюмочке, по маленькой, чем поят лошадей!
— А я не пью! — Врешь — пьешь!
— Eй-богу, нет! — А бога нет!
Так наливай студент студентке!
Студентки тоже пьют вино,
Непьющие студентки редки —
Они все замужем давно.
Чарльз Дарвин целый век трудился,
Чтоб доказать происхожденье.
Дурак, он лучше бы женился,
Тогда бы не было б сомненья.
По рюмочке, по маленькой налей, налей, налей,
По рюмочке, по маленькой, чем поят лошадей!
— А я не пью! — Врешь — пьешь!
— Eй-богу, нет! — А бога нет!
Так наливай студент студентке!
Студентки тоже пьют вино,
Непьющие студентки редки —
Они все замужем давно.
А Менделеев целый век трудился,
Чтоб элементы вставить в клетки.
Дурак! Он лучше б научился
Гнать самогон из табуретки.
По рюмочке, по маленькой налей, налей, налей,
По рюмочке, по маленькой, чем поят лошадей!
— А я не пью! — Врешь — пьешь!
— Eй-богу, нет! — А бога нет!
Так наливай студент студентке!
Студентки тоже пьют вино,
Непьющие студентки редки —
Они все вымерли давно.
А гимназисту ром не нужен,
Когда идет он на экзамен,
Дабы не ошибился он,
Сказав, что Цезарь был татарин.
По рюмочке, по маленькой налей, налей, налей,
По рюмочке, по маленькой, чем поят лошадей!
— А я не пью! — Врешь — пьешь!
— Eй-богу, нет! — А бога нет!
Так наливай студент студентке!
Студентки тоже пьют вино,
Непьющие студентки редки —
Они все вымерли давно.
Пусть я погиб у Анхерона,
Пусть кровь моя, пусть кровь моя досталась псам, —
Орел шестого легиона, орел шестого легиона
Все так же рвется к небесам.
Все так же храбр он и беспечен,
Все также взор неустрашим
Пусть век солдата быстротечен, пусть век солдата быстротечен,
Hо вечен Рим, но вечен Рим.
Пот, кровь, мазоли нам не в тягость,
Hа раны плюнь — не до того.
Пусть даст приказ Тиберий Август, пусть даст приказ Тиберий Август
Мы точно выполним его.
Под палестинским знойным небом,
В сирийских шумных городах
Калик солдатских топот мерный, калик солдатских топот мерный
Заставит дрогнуть дух врага.
Сожжен в песках Иерусалима,
В водах Ефрата закален —
В честь императора и Рима, в честь императора и Рима
Шестой шагает легион.
Пусть я погиб у Анхерона,
Пусть кровь моя, пусть кровь моя досталась псам, —
Орел шестого легиона, орел шестого легиона
Все так же рвется к небесам.
Как за Таной за рекой, за рекой
Скифы пьют-гуляют! Э-эй!
Потерял грек покой, грек покой,
Скифы пьют-гуляют. Э-эй!
Потерял грек покой, грек покой,
Скифы пьют-гуляют. Э-эй!
Степь родная широка, широка!
Все Причерноморье. Э-эй!
Повстречаю грека я, грека я
Во широком поле. Э-эй!
Повстречаю грека я, грека я
Во широком поле. Э-эй!
Акинаком рубану, рубану
По античной роже. Э-эй!
А коня себе возьму, коня возьму,
Конь всего дороже. Э-эй!
А коня себе возьму, коня возьму,
Конь всего дороже. Э-эй!
С ним поеду в Херсонес, Херсонес,
Там продам гнедого. Э-эй!
А потом в кабак залез, в кабак залез
Выпил там хмельного. Э-эй!
А потом в кабак залез, в кабак залез
Выпил там хмельного. Э-эй!
Выпил книдского вина, эх, вина
Не смешав с водою. Э-эй!
И гулял бы до утра, эх, до утра
С гетерой молодою. Э-эй!
И гулял бы до утра, эх, до утра
С гетерой молодою. Э-эй!
Мой товарищ — акинак, акинак!
Конь да лук с колчаном. Э-эй!
Пропадешь ты как дурак, как дурак
Коль не будешь пьяным. Э-эй!
Пропадешь ты как дурак, как дурак
Коль не будешь пьяным. Э-эй!
Степь родная широка, широка!
Все Причерноморье. Э-эй!
Льется песня степняка, степняка
Во широком поле. Э-эй!
Льется песня степняка, степняка
Во широком поле. Э-эй!
Другие варианты этой песни:
Вариант 2
Там, за Танаис-рекой, за рекой,
Скифы пьют-гуляют,
Потерял грек покой, да грек покой!
Скифы пьют-гуляют.
Царь Атей отдал приказ, отдал приказ
Сбросить греков в море,
И сколоты в тот же час, — в тот же час!
Собралися в поле.
Акинаков перезвон, перезвон
Слышен в скифском стане,
И марают свой хитон, — да, свой хитон!
Греки-боспоряне.
Скоро скифы-степняки — да, степняки!
Разлетятся роем,
И насытятся клинки — да, клинки!
Греческою кровью.
Я люблю кровавый бой, кровавый бой
И врага вкус крови.
Скифской лавы дикий вой, — да, дикий вой!
Лучше всех мелодий.
Пряный запах чабреца, — да, чабреца!
Горький вкус полыни,
Укрощенье жеребца — да, жеребца!
На степной равнине.
Под копытами коня — да, коня!
Вьется пыль степная,
Льется песня степняка, — да, степняка!
Льется удалая.
Даль степная широка, широка
Все Причерноморье.
Повстречаю грека я — да, грека я!
Во широком поле.
«После чего следуют 24 куплета философского спора между греком и скифом, в результате которого»:
Акинаком исколю, исколю
Всю античну рожу,
А потом коня возьму, коня возьму
Конь всего дороже.
Голову б его отдал — да, отдал!
Я царю Атею,
И из рук царя бокал — да, бокал!
Выпью за трофею.
Кровью эллина смочу — да, смочу!
Древний меч Ареса
И двуконный поскачу, — да, поскачу!
К стенам Херсонеса.
В Херсонесе кулаки — да, кулаки!
Все сидят по клерам,
Поставляют пауки — да, пауки!
Книдскую мадеру.
Лихо въеду в Херсонес, в Херсонес
Там продам гнедого,
А потом в кабак залез, в кабак залез — бы!
Взял себе хмельного.
Пил хмельное не спеша, не спеша,
Устали не зная,
Чтобы слилася душа, моя душа
С боженькой Папаем.
Выпью книдского вина, — да, вина!
Не смешав с водою,
И гулял бы дотемна, — ой, до темна!
С гетерой молодою.
Пока зори не взошли, не взошли,
Возвращусь в кочевья,
Накурюсь я конопли — да, конопли!
До умопомраченья.
Утром баню истоплю, истоплю,
Выбью дух Пиндосов
И от страсти завоплю, — да, завоплю!
Как Сократ-философ.
Мой товарищ, акинак, акинак,
Конь да лук с колчаном,
Пропадешь ты как дурак, — совсем дурак!
Коль не будешь пьяным.
Пьяных боги берегут, берегут,
Истина святая.
Видно боги с нами пьют, с нами пьют,
Только мы не знаем.
Пей, гуляй, пока живешь, пока живешь,
Веселись по пьяни,
Все равно конец найдешь
Во степном бурьяне.
Даль степная широка, широка
Без конца и края,
Льется песня степняка, — да, степняка!
Льется, затихая…
Но!
Там, за Танаис-рекой, за рекой
Уж не в скифском поле,
Там гуляет савромат удалой
С миоткой молодою!
Вариант 3
За Танаисом рекой, эх, рекой
Скифы пьют-гуляют.
Эх! Потерял грек покой, грек покой,
Скифы пьют-гуляют.
Эх! Потерял грек покой, грек покой,
Скифы пьют-гуляют.
Даль степная широка, широка!
Все Причерноморье.
Эх! Погуляю с греком я, с греком я
Во широком поле.
Эх! Погуляю с греком я, с греком я
Во широком поле.
Акинаком рубану, рубану
По античной роже,
А потом коня возьму, коня возьму,
Конь всего дороже.
А потом коня возьму, коня возьму,
Конь всего дороже.
С ним поеду в Херсонес, Херсонес,
Там продам гнедого,
А потом в кабак залез, в кабак залез
Выпил там хмельного.
А потом в кабак залез, в кабак залез
Выпил там хмельного.
Выпил кносского вина, эх, вина
Не смешав с водою.
Эх! Всю-то ночку прогулял, я прогулял
С гетерой молодою.
Эх! Всю-то ночку прогулял, я прогулял
С гетерой молодою.
Мой товарищ — акинак, акинак!
Конь да лук с колчаном.
Эх, пропадешь ты как дурак, как дурак
Коль не будешь пьяным.
Эх, пропадешь ты как дурак, как дурак
Коль не будешь пьяным.
Даль степная широка, широка
Все Причерноморье.
Эх! Льется песня степняка, степняка
Во широком поле.
Эх! Льется песня степняка, степняка
Во широком поле
(Б.Окуджава)
Легенду услыхав в далёком детстве,
Не всё я понял, честно говоря…
Давным-давно стояли по соседству
Мужской и женский два монастыря.
Монахам без ухода жилось туго,
Жизнь у монашек тоже не сироп…
Одновременно друг навстречу другу
Они подземный начали подкоп!
Но далеко до встречи на рассвете,
Всё ясно стало, как тут ни крути,
Что одолеют женщины две трети,
Мужчины — только треть того пути.
Решил я разобраться в чём причина,
И оттого я нынче зол и хмур,
Всё оттого, что понял, что мужчины,
Копнув два раза, шли на перекур!
Сидели, дым колечками пускали,
Травя за анекдотом анекдот…
А в это время женщины копали
И продвигались медленно вперёд!
Ещё причину укажу отдельно,
Я эти штуки знаю на зубок.
Мужчины в это время параллельно
Вели подкоп под винный погребок.
Они вино креплёное глотали,
Шутили: «Лишь Святой Фома не пьёт!»…
А в это время женщины копали
И продвигались медленно вперёд!
Но вот среди мужчин нашёлся кто-то,
Сказал он: «Братья, нет у нас стыда!
Даёшь бесперебойную работу,
Даёшь производительность труда!»
Потом монахи долго заседали
И составляли план работ на год…
А в это время женщины копали
И продвигались медленно вперёд!
Не о монахах нынче я печалюсь,
О них бы я не стал писать стихи.
Пускай монахи сами отвечают
За их средневековые грехи.
Прошли года, и что теперь судачить.
Кто в глубь копал, а кто, допустим, вширь,
Но остаётся главная задача —
Лентяев подводить под монастырь!
Неуклюжий медвежонок
Жил в берлоге с мамой, с папой,
Был пушистый как котенок,
От природы косолапый.
Никогда медведь не плакал,
Знал он песен очень много
И притоптывая лапой,
Пел про синие сугробы.
Но однажды на дороге,
Отправляясь к бабке старой,
Мишка посреди дороги
Повстречал ребят с гитарой
Мишка долго, долго слушал,
Как они тихонько пели,
А потом смотрел как дружно
С маргарином кашу ели.
Захотелось мишке тоже
Кашу есть и спать в палатке
И носить рюкзак огромный
И штаны с большой заплаткой.
Попрощавшись с, мамой с папой,
Значит прежней жизни крышка,
Помахав прощально лапой,
Убежал к туристам мишка.
И теперь наш мишка тоже
Кашу ест и спать в палатке
Носит он рюкзак огромный
И штаны с большой заплаткой.
Навещает маму с папой,
И друзей не забывает,
И, притоптывая лапой,
Что-то тихо напевает.
(к/ф «Огнем и мечом»)
Слушать песню:
Hej, tam gdzies znad czarnej wody,
Wsiada na kon kozak mlody,
Czule zegna sie z dziewczyna,
Jeszcze czulej z Ukraina.
Hej, hej, hej sokoly,
Omijajcie gory, lasy, doly,
Dzwon, dzwon, dzwon dzwoneczku,
Moj stepowy skowroneczku. (bis)
Zal, zal za dziewczyna,
Za zielona Ukraina,
Zal, zal serce placze,
Zal, ze juz jej nie zobacze.
Hej, hej…itd
Ona biedna tam zostala,
Przepioreczka moja mala,
A ja tutaj, w obcej strome,
Dniem i noca tesknie do niej.
Hej, hej…itd
Pieknych dziewczat jest niemalo,
Lecz najwiecej w Ukrainie.
Tam me serce pozostalo
Przy kochanej mej dziewczynie.
Hej, hej…itd
Wina, wina, wina dajcie,
A jak umre pochowajcie
Na zielonej Ukrainie,
Przy kochanej mej dziewczynie.
Hej, hej…itd
(Стихи В.Коротича в переводе Ю.Мориц, музыка C.Никитина)
Переведи меня через майдан,
Через родное торжище людское,
Туда, где пчелы в гречневом покое,
Переведи меня через майдан.
Переведи меня через майдан, —
Он битвами, слезами, смехом дышит,
Порой меня и сам себя не слышит.
Переведи меня через майдан.
Переведи меня через майдан,
Где мной все песни сыграны и спеты,
Я в тишь войду и стихну — был и нету.
Переведи меня через майдан.
Переведи меня через майдан,
Где плачет женщина, — я был когда-то с нею.
Теперь пройду и даже не узнаю.
Переведи меня через майдан.
Переведи меня через майдан,
С моей любовью, с болью от потравы.
Здесь дни моей ничтожности и славы.
Переведи меня через майдан.
Переведи меня через майдан,
Где тучи пьяные на пьяный тополь тянет.
Мой сын поет сегодня на майдане.
Переведи меня через майдан.
Переведи… Майдана океан
Качнулся, взял и вел его в тумане,
Когда упал он мертвым на майдане…
А поля не было, где кончился майдан.
(Тимур Шаов)
Здравствуй, дружок, любишь сказки, сопливый?
Видишь, луна путешествует по небу?
Если ты вдруг оторвёшься от пива,
Я, так и быть, расскажу тебе что-нибудь.
Снесла яйцо додельница Пеструшка.
Дед с бабой били — не разбили, ну — калеки!
А мышка, по профессии норушка,
Хвостом махнула, и яйцо — салям алейкум!
Вот плачут дед и баба, но напрасно —
Всё предначертано, яйцо должно разбиться.
Зло порождает зло в наш век ужасный.
Ты хочешь знать, чем эта сказка завершится?
Старуху ту Раскольников зарубит,
И не со зла, причём, так по сюжету надо.
Старик же, пьянством горе усугубив,
Эрцгерцога застрелит Фердинанда.
Что ты скривился, не нравится сказочка?
Что, недостаточно лихо закручена?
Да, нелегко угодить тебе, лапочка,
Читал бы свой комикс, капризное чучело!
Я тут ему всё о трансцендентальном,
О фатализме, о жизни, о мистике.
Нет, блин, он хочет покруче, завально,
Клёво, атасно, в отпадной стилистике.
Хочешь покруче? Ну, ладно — получишь!
Вот было у крестьянина три сына,
Все трое — дураки, что характерно.
Атос, Портос и младший — Буратино
Принцессу встретили, и кончилось всё скверно!
Они вложили ей, на всякий случай,
Прям под матрац горошину. Тротила.
И от дворца остался только ключик,
Который сныкала безумная Тортилла.
Её царевич отловил и долго мучил
Кричал: «Зачем тебе такие уши, бабка?»
Потом убил, сварил и съел, а ейный ключик
У Дуремара поменял на центнер мака.
Царевич жил с лягушкой, как с женою,
Декомпенсированный извращенец,
На сивом мерине катался, параноик,
Любил других лягушек, многоженец.
Но сивый мерин обернулся Сивкой-Буркой
И человечьим голосом взмолился:
«Не ешь меня, болван, я болен чумкой!»
И тут же на берёзе удавился.
Вот это триллер, прям до слез, такие страсти!
Мне самому понравилось чего-то!
Раз наша жизнь покруче, чем блокбастер,
Должны быть сказки посильней, чем «Фауст» Гете!
Займемся мифотворчеством, а ля Альфред Хичкок!
Детишкам «каку» хочется, а «цаца» им не впрок.
Танцуй, Дюймовочка, хип-хоп, и будет всё тип-топ!
Кто против, кто? Да Дед Пихто и Агния Барто!
По городу ходила нетрезвая Годзилла,
Трёх кошек задавила и семерых козлят,
А бедные Степашки, да Хрюшки-Чебурашки
Со страхом эту сказочку глядят.
Гляжу с тоской, дружок, на ваше поколенье:
Все ждут метафизической халявы.
Сезам откроется по щучьему веленью,
А накось, выкуси! О, времена! О, нравы!
Пришел Кинг-Конг, Русалочка убита.
Сменили амплуа герои сказок —
Старик Хоттабыч — предводитель ваххабитов,
Добрыня водку возит на «КАМАЗах».
Боюсь, закончится всё неинтеллигентно,
Как в басне той, про птицу и лисицу —
Ворону как-то бог послал, послал конкретно
Прям вместе с сыром, и с лисой, и с баснописцем.
Течёт мёд-пиво по усам, а в рот всё не спешит,
Придумай сказочку ты сам, меня уже тошнит.
К примеру, как завёл чувак котяру в сапогах,
И сразу он зажил ништяк, весь в тёлках и гринах.
У леса, на опушке, снесла яйцо старушка,
А мы его купили и съели, наконец,
Теперь мы всем колхозом больны сальмонеллёзом,
Вот тут и сказочке конец. Кто скушал — не жилец.
Ой, папа плачет! Есть для папы сказка:
«Вот жили-были Дума с Президентом.
И жили они в радости и ласке,
И померли они одномоментно…»
(Стихи В. Павлинова, музыка А. Васин).
Слушать песню
К печи поленья поднеси. Оладья замеси.
Трещат морозы на Руси. Морозы на Руси.
Дымятся снежные холмы. И ночи нет конца.
Эвакуированы мы. И нет у нас отца.
Ах мама, ты едва жива. Не стой на холоду.
Какая долгая зима в сорок втором году.
Забыл я дом арбатский наш, тепло и тишину
Я брал двухцветный карандаш и рисовал войну.
Шли танки красные вперед под ливнем красных стрел,
Вниз падал черный самолет и черный танк горел.
Лютей и снежнее зимы не будет никогда.
Эвакуированы мы из жизни навсегда.
Ах мама, ты едва жива. Не стой на холоду.
Какая долгая зима в сорок втором году.
Восход над дремучей Европой алеет.
Дорога бежит по тенистой аллее.
От серого Рима — по варварским странам
На борт Атлантического океана.
Такого парада припомнить едва ли,
Сто тысяч плетенных сандалий,
И тысячи кованых конских копыт.
За пылью помершее солнце горит.
Хоругви античности — чудо знамена.
Качаясь, плывут над рекой легионов.
Железная поступь железных когорт —
Великой державы надежный оплот.
Их помнят красотки Памиры зеленой,
И дочери Галии и Альбиона.
Иберия с Самнией — ну кто там еще? —
Склонились под римским коротким мечом!
И восемь столетий — сильны и едины.
Солдаты Италии непобедимы.
Порядок и разум копья несут:
Пусть царствует сила и сильного суд!
И сумрачный лес расступается в страхе,
Умолкшие звери, притихшие птахи.
Сбивают принципы ногами росу
С дрожащей травы в Тевтобургском лесу!
Над Синаем-рекой загорались огни,
Под Израилем степь догорала…
Сотня юных аид из израильских войск
На разведку в Каир поскакало.
Они ехали ночью и ехали днем
По широкой израильской степи…
Вдруг вдали у реки засверкали штыки —
Это были арабские цепи.
(самый трагический куплет)
И бесплатно отряд поскакал на врага,
Завязалась кровавая драка.
Тут аид молодой вдруг поник головой —
Рабиновича ранило… в спину.
Он упал между ног вороного коня.
Конь закрыл свои карие очи.
«Ты конек вороной, передай дорогой,
Что я умер, но умер не очень!»
Всем нашим встречам разлуки, увы, суждены.
Тих и печален ручей у янтарной сосны.
Пеплом несмелым подернулись угли костра.
Вот и окончено все, расставаться пора.
Припев:
Милая моя, солнышко лесное,
Где, в каких краях встретишься со мною?
Крылья сложили палатки — их кончен полет,
Крылья расправил искатель разлук — самолет.
И потихонечку пятится трап от крыла…
Вот уж, действительно, пропасть меж нами легла.
Припев.
Не утешайте меня — мне слова не нужны.
Мне б разыскать тот ручей у янтарной сосны.
Вдруг сквозь туман там краснеет кусочек огня,
Вдруг у огня ожидают, представьте, меня.
Припев.
Всем нашим встречам разлуки, увы, суждены.
Тих и печален ручей у янтарной сосны.
Пеплом несмелым подернулись угли костра.
Вот и окончено все, расставаться пора.
Я — потомок хана Ногая!
Подо мною гарцует конь.
Сколько душ загубил, не знаю,
Азиатской крови огонь!
Сколько душ загубил, не знаю,
Азиатской крови огонь!
Мне письмо от русского князя,
Он ко мне обратился на ты!
Растоптал я его во грязи,
Под ликующий рев Орды,
Растоптал я его во грязи,
Под ликующий рев Орды.
Новых битв возгорится демон,
На закат за добычей спеша.
Ятаганом удар по шлему.
Впереди за рекой — Москва!
Ятаганом удар по шлему.
Впереди за рекой — Москва!
Сколько всякого попадется
В степняка власяной аркан!
И туменов обвальный топот
У границ европейских стран!
И туменов обвальный топот
У границ европейских стран!
…А казалось судьба улыбалась:
Гарцевал подо мною конь
С оперенной стрелой в гортани
Я лежу на земле сырой,
С оперенной стрелой в гортани
Я лежу на земле сырой…
Об этом, товарищ, вспомнить нельзя;
В одной экспедиции жили друзья,
И доктор повесил в палатке у них
Огромную клизму, огромную клизму,
Огромную клизму — одну на двоих.
Ребята копались в античной пыли,
Ракушками с кашей питаться могли.
Беда подступила как слезы к глазам.
Однажды в раскопе, однажды в раскопе,
Однажды в раскопе живот отказал.
И надо бы ставить, да ставить нельзя.
«Дотянем чинарик», — решили друзья —
«Подальше от города клизму снесем.
Пусть сами погибнем, пусть сами погибнем,
Пусть сами погибнем, но город спасем!»
Перенагрузки не вынес живот
И вздрогнул от взрыва Сенной винзавод.
Нескоро курганы травой порастут.
А город подумал, а город подумал,
А город подумал: «Ученья идут!».
Лежат в раскопе среди тишины
Отличные парни отличной страны.
А сверху с улыбкою смотрит на них
Огромная клизма, огромная клизма,
Огромная клизма — одна на двоих.
(стихи Д.Сухарева, музыка С.Никитина)
Припев:
Сладострастная отрава — золотая Брич-Мулла
Где чинара притулилась под скалою, под скалою…
Про тебя жужжит над ухом вечная пчела
Брич-Мулла, Брич-Муллы, Брич-Мулле, Брич-Муллу, Брич-Муллою.
Был и я мальчуган и в те годы не раз
Про зеленый Чинган слушал мамин рассказ
Как возил детвору в Брич-муллу тарантас
Тарантас назывался арбою
И душа рисовала картины в тоске
Будто еду в арбе на своем ишаке
А Чинганские горы стоят вдалеке
И безумно прекрасны собою
Но прошло мое детство и юность прошла,
И я понял, не помню какого числа,
Что сгорят мои годы и вовсе дотла
Под пустые как дым разговоры.
И тогда я решил распроститься c Москвой
И вдвоем со своею еще не вдовой
В том краю провести свой досуг трудовой
Где сверкают Чинганские горы
Припев: (1 раз)
Мы залезли в долги и купили арбу,
Запрягли ишака со звездою во лбу,
И вручили свою отпускную судьбу
Ишаку — знатоку Туркестана.
А на Крымском мосту вдруг заныло в груди:
Я с арбы разглядел сквозь туман и дожди,
Как Чинганские горы царят впереди
И зовут и сверкают чеканно.
С той поры я арбу обживаю свою
И удвоил в пути небольшую семью.
Будапешт и Калуга, Париж и Гельгью
Любовались моею арбою.
На Камчатке ишак угодил в полынью,
Мои дети орут, а я песню пою.
И Чинган освещает дорогу мою
И безумно прекрасен собою.
Припев: (2 раза)
По звездам Млечного Пути
Отцов лежит дорога
По звездам Млечного Пути
Мой путь в морях лежит
И от родного очага
И от друзей далеко
Туда, где стынет в берегах
Лазурная волна
Здесь на земле чужих богов
Не властен грозный Один,
Здесь Тор меня не защитит
И Фрея прячет лик
Один лишь старый добрый меч
И щит из бычьей кожи
Отважных викингов хранит
От сотни вражьих пик
Меха Гардарики лесной,
Коварных греков вина,
Янтарь балтийских берегов,
Арабов серебро
Я положу к твоим ногам
Все украшенья мира
Лишь только Фрея сохранит
Любви твоей тепло
Но путь в Византию далек
Под небом нелюбимым
Ты разлюбив меня уйдешь
В чужой коварный род
Тогда все золото свое
Я замурую в глину
Один лишь только скальд поет
О подвигах былых
По звездам Млечного Пути
Легла моя дорога
По звездам Млечного Пути
Дракарр в морях летит
Туда, где нежный юг заснул,
Не чувствуя тревоги,
Туда, где золото блестит
И смерть мужей гасит
Туда, где слышен брани клич
И жизнь полна тревоги,
Где вольно можно вина пить
И королев любить
По полю танки грохотали. Солдаты шли в последний бой.
А молодого лейтенанта несли с пробитой головой.
Машина пламенем объята, вот-вот рванет боекомплект.
А жить так хочется ребята. И вылезать уж мочи нет.
В броню ударила болванка. Погиб гвардейский экипаж.
Четыре трупа возле танка украсят траурный пейзаж.
Нас вынут из обломков люди, поднимут на руки каркас,
И залпы башенных орудий в последний путь проводят нас.
И полетят тут телеграмы родных и близких известить,
Что сын их больше не вернется. И не приедет погостить.
В углу заплачет мать-старуха, слезу смахнет старик-отец.
И молодая не узнает, каков танкиста был конец.
И будет карточка пылиться на фоне пожелтевших книг.
В военной форме, при погонах, но ей он больше не жених.
Наверх вы, товарищи, все по местам,
Последний парад наступает,
Врагу не сдается наш гордых «Варяг»,
Пощады никто не желает.
Все вымпелы вьются, и цепи гремят,
Наверх якоря поднимают,
Готовые к бою орудья стоят,
На солнце зловеще сверкают.
Свистит, и гремит, и грохочет кругом,
Гром пушек, шипенье снарядов.
И стал наш бесстрашный и гордый «Варяг»
Подобен кромешному аду.
В предсмертных мученьях трепещут тела,
Гром пушек, и дым, и стенанья,
И судно охвачено морем огня,
Настала минута прощанья.
Прощайте, товарищи! С Богом, ура!
Кипящее море под нами!
Не думали мы еще с вами вчера,
Что нынче умрем под волнами.
Не скажет ни камень, ни крест, где легли
Во славы мы русского флага,
Лишь волны морские прославят одни
Геройскую гибель «Варяга».
Наш Федя с детства связан был с землею —
Домой таскал и щебень и гранит…
Однажды он домой принес такое,
Что папа с мамой плакали навзрыд.
Студентом Федя очень был настроен
Поднять археологию на щит, —
Он в институт притаскивал такое,
Что мы кругом все плакали навзрыд.
Привез он как-то с практики
Два ржавых экспонатика
И утверждал, что это — древний клад.
Потом однажды в Элисте
Нашел вставные челюсти
Размером с самогонный аппарат.
Диплом писал про древние святыни,
О скифах, о языческих богах.
При этом так ругался по-латыни,
Что скифы эти корчились в гробах.
Он древние строения
Искал с остервенением
И часто диким голосом кричал,
Что есть еще пока тропа,
Где встретишь питекантропа, —
И в грудь себя при этом ударял.
Он жизнь решил закончить холостую
И стал бороться за семейный быт.
«Я, — говорил, — жену найду такую —
От зависти заплачете навзрыд!»
Он все углы облазил — и
В Европе был и в Азии.
И вскоре раскопал свой идеал.
Но идеал связать не смог
В археологии двух строк, —
И Федя его снова закопал.
Кавалергарды, век не долог,
И потому так сладок он.
Поет труба, откинут полог,
И где-то слышен сабель звон.
Еще рокочет голос струнный,
Но командир еще в седле,
Не обещайте деве юной
Любови вечной на земле!
Не обещайте деве юной
Любови вечной на земле!
Течет шампанское рекою,
И взгляд туманится слегка,
И все как будто под рукою,
И все как будто на века.
И как ни сладок мир подлунный —
Лежит тревога на челе…
Не обещайте деве юной
Любови вечной на земле!
Не обещайте деве юной
Любови вечной на земле!
Напрасно мирные забавы
Продлить пытаетесь, смеясь.
Не раздобыть надежной славы,
Покуда кровь не пролилась…
Крест деревянный иль чугунный
Назначен нам в грядущей мгле…
Не обещайте деве юной
Любови вечной на земле!
Не обещайте деве юной
Любови вечной на земле!
Прощай, моя Иония, прощай.
Родные берега и предков храмы.
Наш Аполлон, прекрасный бог удачи дай.
Уйдут туда в затерянные страны.
А что нас ждет там мир или война —
Одни лишь мойры эту тайну знают.
Там за Гипанисом прекрасная страна,
А по Ионии меч варвара гуляет.
Гарпак несет нам рабство и позор.
Разрубленный капат — пади скорее.
Построим город на Боспоре — там простор.
Оракул Дельф назвал его Патреем.
Свистит отравленная скифская стрела,
Но смерть в бою — что может быть прекрасней!
Орда меотов диких не страшна,
Но меотянки юной взгляд опасней.
Пройдут века и вспомнят нас потомки.
О том как у далеких берегов
Свободный город встал у самой кромки
На грани варваров, тиранов и врагов.
Все перекаты да перекаты.
Послать бы их по адресу!
На это место уж нету карты,
Плывем вперед по абрису.
А где-то бабы живут на свете,
Друзья сидят за водкою.
Владеют камни, владеет ветер
Моей дырявой лодкою.
К большой реке я наутро выйду,
Наутро лето кончится.
И подавать я не должен виду,
Что умирать не хочется.
И есть там с тобою кто-то,
Не стоит долго мучиться.
Люблю тебя я до поворота,
А дальше как получится.
Все перекаты да перекаты.
Послать бы их по адресу!
На это место уж нету карты,
Плывем вперед по абрису.
(Сергей Погорелый)
Давно, у древних греков, на Олимпе,
С богами наблюдался перебор.
Поэтому они к людям и липли,
А Зевс у их был, вроде как, бугор.
Он на горе, на самой на макушке,
Сидел и громы-молнии метал.
А Гомер был у их как наш А.С.Пушкин.
И тоже мало кто его читал.
Ведь десять лет война шла из-за Ленки.
И, как обычно, был не прав Парис.
Он как увидел Ленкины коленки,
Так сразу с ей возьми и испарись.
Парис пахал наследным принцем в Трое.
А Ленка — Менелаевой женой.
Царь Менелай спартаковцев построил
И на троянцев двинулся войной.
Короче, наворочали такого,
Что до сих пор расхлебывают все.
У их там был один мужик толковый —
Фамилие чудное — Одиссей.
А был он верным корешем Ахилла —
Такой же нервный, если что не так.
Ух, с Ленкою их кинули нехило…
Короче, оба были за Спартак.
Ахилл всегда носил бронебахиллы.
А тут забыл, с утра когда вскочил.
Парис, подлюка, с лука — дзынь! Ахилла… —
Стрелой прям в пятку. Насмерть замочил!
Для Одиссея — как серпом по нервам —
Ахилла грохнуть! Среди бела дня!
Достал по блату импортной фанеры
И выстроил троянского коня.
С десантниками сам туда забрался —
Сидят и смотрют в щелку. Ни гу-гу!
Из Трои весь народ вокруг собрался
И щупают коня на берегу.
Один кричит: «Да это же подлянка!»
Вдруг, ни возьмись откеда, змей пучок
Из моря выползает на полянку —
Не булькнул даже этот дурачок.
Народ-то был еще чем щас темнее —
Коня приперли в город всей толпой.
Про чудо пели. Хором. Ахинею…
Тут пой не пой. Тупой и есть тупой.
Наутро Менелай ругался с Ленкой,
Десант трофеи поровну делил,
Зевс в облаках на балалайке тренькал,
А Одиссей — домой к себе рулил.
И кажного такое ожидает,
Кто из фанеры строит че-нибудь.
А кто про это только рассуждает,
Хоть на прощанье булькнуть не забудь.
А где же те, кто просто брал без спроса
Или силком чего не делал сам?
Здесь Гомер мудро ставит знак вопроса.
Где — где?.. В гнезде! Что Троя, что десант.
Ну, вы, видать, маленько подустали.
Конечно, Гомер — это вам не Маркс.
А, кстати, об евонном «Капитале»
Мы потолкуем в следующий раз.
Мы потолкуем в следующий раз.
(А. Розенбаум)
Слушать в исполнении автора:
Текст:
Виделось часто в сон беспокойный,
Как за далёкой рекой,
Под облаками, над колокольней,
В небе летит серый в яблоках конь.
В небе летит, в небе летит,
В небе летит серый в яблоках конь…
В беге тягучем топот не слышен,
Мерно вздымается грудь.
И, поднимаясь всё выше и выше,
Конь исчезает, а мне не уснуть.
Мне не уснуть… Выше и выше…
Конь исчезает, а мне не уснуть.
В руку ли сон тот, что же он значит?
Слышишь, цыганка, постой…
И отвечала старуха: «К удаче,
Будешь счастливым ты, мой золотой.
Мой золотой, это к удаче,
Будешь счастливым, ты мой золотой».
Только не видел больше ни разу
Серого в небе коня.
Видно, я счастье в яблоках сглазил,
Видно, оно позабыло меня…
Счастье своё в яблоках сглазил,
Видно, оно позабыло меня…
Солнце, сравни:
Шел по дикой прерии дилижанс,
Шесть парней угрюмых охраняли ценный груз
И судьба давала четырем ковбоям шанс
Вынуть наконец козырный туз
и
Ехал по прерии дилижанс
Кучер напевал веселенький мотив
Четверо ковбоев испытать решили шанс
Может быть из тысячи один
и?..
1 ) Шел по дикой прерии дилижанс,
Четверо ковбоев охраняли ценный груз.
Им судьба давала только шанс —
Выпал наконец козырный туз.
Том, — парень с Западных гор,
Бен, — он из штата Техас.
Билл, — ест бокалы на спор,
Питт, — стреляет только раз.
2 ) Но сработала как надо западня.
Том и Бен как дьяволы носились тут и там.
Впопыхах Бен пристрелил второго коня,
Том потяжелел на девять грамм.
Том, — станет призраком гор,
Бен, — он из штата Техас,
Билл, — ест бокалы на спор,
Питт, — стреляет только раз.
3 ) Билл грозился Бена в дилижанс упрячь;
Ведь с одним конем легко застукает шериф.
И пришлось тут Бену пожалеть трех старых кляч —
Боливар не выдержит троих.
Том, — призрак Западных гор,
Бен, — не вернется Техас,
Билл, — ест бокалы на спор,
Питт, — стреляет только раз.
4 ) Шел по дикой прерии дилижанс.
Солнце выжгло впереди кровавую черту.
И у двух ковбоев оставался только шанс —
Пересечь владения Виннету*.
Том, — призрак Западных гор,
Бен, — не вернется Техас,
Билл, — проиграл главный спор,
Питт, — стреляет только раз.
5 ) Шел по дикой прерии дилижанс.
Оставляя позади стервятникам еду.
И отнял у Питта тот последний шанс.
Краснокожий парень Виннету.
Том, — призрак Западных гор,
Бен, — не вернется Техас,
Билл, — проиграл главный спор,
Питт, — стрелял в последний раз.
Автор — Ольга Мавруничева. г.Бийск
*Виннету (нем. Winnetou) — вымышленный вождь племени апачей, главный герой ряда книг Карла Мая.
(Авторский вариант песни Ольги Мавруничевой «Шел по дикой прерии дилижанс». ) С уважением, Игорь Глущенко.